Колхоз – дело добровольное
Наши педагоги снова оказались в точке, где белое называлось черным и черное называлось белым. С поправкой на оффшорные счета чиновников
Фото: Евгения ГУСЕВА
Мой второклассник скачет по ступеням школы, спрыгивает с высокого бордюра, с криками носится за друзьями: в общем, берет от жизни все. Я не ругаюсь: в день он рвет (а я чиню) одни штаны, но счастье наблюдать за социализацией дитя дороже.
Вдруг подлетает родительский комитет:
- Звонила учительница, наших детей видно на камерах, директор смотрит на школьный двор! Просит немедленно унять ребят!
Почему директор смотрит, мне понятно: идет сбор макулатуры, дети с родителями, как пионеры, волокут жидкие стопки газет.
Я – нет. Я согласна копить мусор на балконе, если мне покажут бенефициара общегородской акции (и он меня устроит). Кто конкретно получит деньги за собранные учениками тонны: школа? Тогда пусть директор выйдет к народу и на вырученные средства пообещает, например, пристроить к спортзалу бассейн. Департамент образования? Участие сразу становится менее интересным. Конкретный человек в департаменте с оффшорным счетом? Я лучше отнесу бумагу на помойку. Вот так, примерно.
Но разъяснений нет, а напрягаться после объявления на сайте образовательного учреждения: «Дорогие мальчики и девочки! Дружно и радостно спасем деревья!», - как-то не хочется, все-таки мне не восемь.
Прибегает учительница и расстраивается при виде жидких стопок газет, причитает:
- Что же вы меня подвели? Самый большой класс, получим последнее место…
Гневный спич: «Вы плохо замотивировали родителей», - застревает у меня в глотке: я понимаю, что за мою гражданскую позицию классную будут ругать, и за последнее место тоже будут ругать, и разъяснение она может дать только такое, как на сайте: она человек подневольный. И я меняю тему:
- А почему не прыгать? Они же с 1 сентября так прыгают…
- А потому что у нас с 1 сентября уже двух учителей уволили. Если ребенок повреждает на территории школы руку или ногу - даже в отсутствие учителя, за это отвечает педагог, и у администрации разговор короткий. Когда в 90-е мы поступали в педагогический, то мечтали о творчестве, а теперь правила жестче, чем советские…
Класс уходит внутрь школы, на дворе остаются груды вторсырья и родительский комитет.
В чате звякает объявление: после сбора макулатуры мы добровольно участвуем в сборе помощи для дома престарелых, собираем памперсы, салфетки и т. д.
- Ужасно жалко ее, - мама из родительского комитета идет пятнами, - прямо написать: «Сдавайте на памперсы», - она не может: родители сразу начнут жаловаться в прокуратуру, ведь поборы запретили, - а предъявить коробки с помощью департамент требует. Учительница в итоге будет покупать «помощь» из своей зарплаты, а часть возьмем из денег, которые мы собирали на Новый год, на подарки детям… тайно возьмем, и так родители могут возмутиться, что сдавали совсем не на престарелых…
Колхоз – дело добровольное, говорили в совсем другой стране при совсем другой политэкономической системе.
Как-то мы – педагоги и госслужащие - снова оказались в точке, где белое называлось черным и черное называлось белым. Где были двоемыслие (обман), формализм (наказывают не того, кто виноват), очковтирательство и принудиловка. И где людей в выходные силком сгоняли на митинги кричать то, что они и так каждый день слышали по телевизору (и люди потихоньку начинали ненавидеть эти правильные лозунги, как наша учительница теперь будет ненавидеть день престарелых)…
Одна только разница: оффшорные счета чиновников.
Оффшорных счетов при том строе все-таки не было.