Пережить войну и не допустить новой

Разные поколения рязанцев. Счастье, что мы имеем возможность слушать о войне из первых уст. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

В преддверии Дня Великой Победы всегда вспоминают о кровопролитных сражениях, о подвигах фронтовиков, и меньше внимания уделяют «детям войны» – тем, кто рос, учился и воспитывался в самое сложное для страны время. Сегодня мы отправились в Рязанское конструкторское бюро «Глобус», чтобы поговорить с теми самыми маленькими участниками и свидетелями военного лихолетья. В годы, когда стране было не до образования, они смогли не только выучиться, но затем и совершить технический прорыв. В годы, когда стране было не до воспитания, они смогли впитать все самые лучшие человеческие качества. Как? Почему? Для героев нашего повествования ответ очевиден: они были частью великого народа, воина и труженика, делили со взрослыми невзгоды и гордились победами, рано возмужали, научились превыше всего ценить мирное небо над любимой Родиной. Ей они посвятили свой многолетний самоотверженный труд.

«НЕ ДО КАПРИЗОВ – ВОЙНА НАЧАЛАСЬ!»

– Конечно, я точно не помню, 22 июня это было или нет, – обращается к событиям многолетней давности Игорь Викторович Чулков (1937 г.р.). – Но один из эпизодов начала войны в моей памяти остался. Мы с мамой пошли за керосином в лавку. Я чего–то закапризничал. Тут мама мне и говорит: «Не до капризов сейчас – война началась!»

Вместе с родителями и старшим братом Игорь Чулков проживал на углу улиц Свободы и Подгорной. Его соседкой была известная впоследствии рязанская журналистка Елена Карпельцева – одноклассница знаменитого советского писателя Константина Симонова.

– Помню, вражеские авианалеты, – продолжает рассказ наш собеседник. – Обычно они случались ночью, но иногда и днем. Однажды бомбежка застала нас вместе с другом Витькой Акимовым (1937 г.р.) в полях горсовхоза – это в районе нынешнего мясокомбината. Витька кричит: «Ложись!» Так в подсолнухах и переждали… А вот ночные бомбардировки выглядели завораживающе: кругом прожектора, трассы от пуль и подвывающий гул двухмоторных самолетов. Один раз на крышу нашего дома что–то посыпалось. Поначалу перепугались, потом сообразили, что это осколки. Старший брат Георгий (1932 г.р.) обрадовался, говорит, завтра соберу. Осколки ценились – мальчишки их собирали и обменивались ими. Хотя все же бомбардировки – это страшно. На улице Щедрина два дома разнесло в щепки…

Игорь Чулков: – Ночные авианалеты выглядели завораживающе. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

В конце ноября в Рязань начали прибывать войска 10–й резервной Армии. В своих воспоминаниях и Игорь Чулков, и его друг Виктор Акимов отмечали, что мимо дома на улице Свободы проходили бесконечные колонны солдат, автомобили, автобусы, танки. По всей видимости, речь идет о 75–й кавалерийской дивизии, которая перебрасывалась в Рязань из района Ласково – Солотча и 328–й стрелковой дивизии, которая этой же дорогой могла двигаться из района сосредоточения Турлатово – Вышгород.

Еще в годы войны по откосам железнодорожной ветки возле рязанского села Борки военные начали сваливать разбитую технику. Весь этот утиль должен был быть разобран, переработан и пущен в дело. И, конечно, такое событие не могло пройти мимо мальчишек. Они любили лазить по изуродованным войной танкам и автомобилям. Со свалки они несли в город автоматы, патроны, неразорвавшиеся снаряды и мины. Очень часто такие «военные игры» оканчивались трагично…

– Сам я на свалку не бегал, – рассказывает Игорь Викторович, – а вот брат старший, да… У нас в доме водились обоймы с патронами и каски. Мы иногда во дворе развлекались тем, что подбрасывали вверх кирпич и смотрели, выдержит ли каска на твоей голове или нет. Однажды брат притащил со свалки ящик с минами. Отец, узнал, разволновался – спрашивает: «Где он?» Жора признался, что ящик с минами он зарыл под наш дом… В этот же день опасная «коробка» была выброшена в Лыбедку. Вроде потом базарная шпана эти мины оттуда вытащила.

Немецкая минометная мина, найденная в Борках весной 2017 года. Фото: архив КП.

– У ребят постарше игры с оружием как–то организованно проходили, у нас все это было более хаотично… Из снарядов мы добывали порох, затем засыпали в трубки, запаивали у них концы и бросали трубки в костер. Ну а потом ждали, когда рванет…

В сорок пятом или сорок шестом мимо дома, в котором жил Игорь, пленный немец на скрипучей телеге с большой деревянной бочкой возил нечистоты в трест очистки. Ездил со свойственной этой нации пунктуальностью – в девять, максимум в девять пятнадцать. Местные мальчишки, в том числе и Игорь Чулков, со своим приятелем Виктором Акимовым повадились забрасывать его камнями.

Рязанские мальчишки. В центре Игорь Чулков, справа Виктор Акимов. 1951 год.

– Однажды немцу надоели наши нападения, и он пошел во двор общаться со взрослыми. Мы перепугались,что родители теперь заругают. Но обошлось, мама просто сказала: «Не обижайте вы мужика».

– Старший брат с ними (немцами) активно общался. Бегал выменивать у них на еду всякую всячину. Они работали на лесопилке, которая находилась на той стороны Лыбеди. Охраны никакой особо не было, во всяком случае, меняться с ними никто не препятствовал. У немцев очень ценился репчатый лук – они говорили так: «люк». Брат и ордена приносил, и монеты, и даже купюры. Однажды уже после войны, когда я учился в пятом–шестом классе, шутки ради нацепил на шею нашей кошки фашистский крест из этой коллекции. Через несколько дней мне друзья говорят: «Слушай, тут у нас кот фашистский объявился, мы гоняемся за ним с кирпичами, но никак не можем поймать». Я скорее помчался домой, смотрю, сидит спокойно моя кошка с крестом на шее, снял с нее этот крест, чтобы не прибили… Благополучно все закончилось. А вот папу эта коллекция очень беспокоила, он всегда переживал, как бы чего не вышло. И куда она в конце концов делась, я не знаю.

После окончания школы Игорь Чулков поступил в радиотехнический институт на факультет приборостроения. А после окончания вуза кафедра, которая сотрудничала с предприятием №2265 (это почтовый ящик РКБ «Глобус»), настойчиво рекомендовала Игорю и его супруге остаться работать именно на «Глобусе».

– Конечно, была определенная гордость, что связан с обороноспособностью страны, – заканчивает свой рассказ Игорь Викторович. – Не скажу, что мечтал об этом с детства, но, связав однажды свою судьбу с профессией, был верен ей до конца.

САМОЛЕТ НАД ЛЕСОМ

– Для меня война началась еще раньше, – продолжает фронтовую тему Станислав Павлович Кондрашов (1936 г.р.). – Одно из ярких детских воспоминаний связано с возвращением моего дяди – брата отца – с финской войны. Второе, не менее яркое воспоминание, связано уже с началом Великой Отечественной. Отец, уходя в армию, оставил патефон и несколько пластинок. Там была песня «Если завтра война», а в ней такие слова «…если темная сила нагрянет, как один человек, весь советский народ за любимую Родину встанет». Эти строки оказались пророческими….

Семья Кондрашовых проживала в доме №3 по улице Ленина. Здание сохранилось до наших дней, являясь живым безмолвным свидетелем завывающих сирен, свиста падающих бомб и стрельбы зенитных орудий, стоявших неподалеку (в районе нынешней пл. Театральной – Ред.).

Станислав Кондрашов вспоминает первый авианалет. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

– В памяти остались регулярные воздушные тревоги, – делится детскими воспоминаниями Станислав Павлович. – В один из таких дней мы спускались в подвал, который служил для нас бомбоубежищем, и в это самое время раздался взрыв – дом закачался и зазвенел. Бомба упала посреди улицы. На противоположной стороне (чуть дальше к перекрестку с улицой Либкнехта) ударом разрушило один дом, там женщина погибла.

Станислав Павлович относит бомбардировку к сентябрю 1941 года. Но, просмотрев архивные документы, мы пришли к выводу, что произошло это в ночь с 5 на 6 ноября сорок первого. Немцы тогда в первый раз бомбили Рязань, а разрушенный дом – дом №8 по улице Ленина.

– Образовалась довольно приличная воронка, – продолжает рассказ Станислав Павлович. – На следующий день я пошел на нее смотреть. Яму закапывали заключенные под надзором сотрудников НКВД. Позже мы на вечернее время, когда чаще всего случались авианалеты, стали уходить из города в село Шереметьево (ныне в составе микрорайона Песочня – Ред.).

В декабре 1941 года мама Станислава Кондрашова Мария Борисовна (в девичестве Кашина) отвезла троих своих сыновей в село Борисково к бабушкиному брату. Здесь заболел корью и умер младший – Виктор Кондрашов (1940 г.р.).

– Снега, почти тайга. Изба… Запомнилось, что однажды мама в лютый мороз привезла нам на санках хлеб. Она работала и поэтому в эвакуацию с нами не поехала. Еще из этого периода в детской памяти остался самолет над лесом. Не знаю, был он немецкий или наш. Появился он в один из зимних дней довольно неожиданно, поскольку раньше самолеты здесь не пролетали. На бреющем полете он кружил над селом и разбрасывал листовки.

Летом сорок второго Кондрашовы вернулись в Рязань. С этим же летом связано следующее яркое воспоминание. 19 июля 1942 года над военным аэродромом Житово Рыбновского района произошел воздушный бой. Экипаж советского бомбардировщика Ил–4 836–го бомбардировочного авиаполка сбил немецкий До–217 («Дорнье»).

Этот самолет впоследствии привезли в Рязань на площадь Ленина и выставили на всеобщее обозрение. Ребятня из разных концов города приходила своими глазами посмотреть на поверженного врага.

Станислав Кондрашов: – Тот солнечный день навсегда остался в моей памяти. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

Разбитая воздушная машина с ненавистными крестами на крыльях, произвела на рязанцев сильное впечатление. В девяностые художник–любитель Вадим Ворона, которому в далеком сорок втором было пятнадцать лет, изобразил этот сюжет на холсте.

– Конечно, я тоже ходил на площадь, – отмечает Станислав Кондрашов. – Он (самолет) лежал примерно там, где сделали теперь дорогу с улицы Горького. Был огорожен, но при желании можно было к нему подойти и попробовать отломать какой–то фрагмент.

Отдельная рязанская военная тема – взаимоотношение с немцами. Наверное, в областном центре не было ни одного человека, который в той или иной ситуации не сталкивался бы с военнопленными. Один из таких сюжетов – причем не известных нам ранее – рассказал и Станислав Павлович:

– В 1945 году я лично присутствовал на стадионе «Трактор» (ныне на этом месте расположен стадион ЦСК), где две немецкие команды военнопленных играли в футбол. Они разыгрывали красивый кубок, изготовленный ими же самими.

– 9 мая 1945 года мама разбудила меня рано, только–только начало светать, – тот день Станислав Павлович до сих пор вспоминает с трепетом. – Она сказала, что кончилась война… Днем я пошел на площадь Ленина. По пути на перекрестке с улицей Свободы висел репродуктор, и из него вдруг раздался голос Левитана, который сообщал, что Красная Армия ведет бои под Прагой. Помню, насколько меня поразил этот контраст. Мама говорила о победе, а оказывается, войска еще сражаются. Но на площади Ленина было многолюдно, шумно и весело – тревога вскоре забылась. Тот солнечный день навсегда остался в моей памяти.

Ну а после войны наступили трудные, но счастливые и дружные времена: окончание школы, институт и РКБ «Глобус». Всегда было ответственно и почетно вносить свой посильный вклад в сдерживание западной агрессии. Ведь все это, в первую очередь, для того, чтобы предотвратить новую войну.

ПОКОЛЕНИЕ УЧИВШИХ УРОКИ ПРИ «МОРГАСИКАХ»

Конечно, наша военная история была бы неполной без взгляда на нее девчоночьими глазами. Все–таки мальчишки – это мальчишки. В те годы почти каждый из них мечтал крушить ненавистных врагов, девчонки же во все времена живут другим: состраданием, нежностью, мечтами о любви… А пришлось им полной мерой отведать военных будней…

Майя Серафимовна Сучкова родилась в Рязани 10 мая 1936 года.

– Довоенное детство осталось в моей памяти чем–то светлым, каким–то весенним праздником, где много солнца и все в светлых тонах, – рассказывает Майя Серафимовна. – На первомайском празднике я в красном шелковом платье, собирала красные цветы, и все пели: «Маленькая Майка вышла на лужайку, собрала все маки в праздничный букет». Когда же началась война, все как–то сразу померкло, пропали яркие краски. Прекратились наши детсадовские поездки летом на дачу в Сажнево и веселые праздники.

Проживала семья Сучковых в «большом сером доме» – так называли его горожане – на улице Красной Армии (ныне Первомайский проспект, 13). Это первая рязанская многоэтажка и по сей день выделяется своей оригинальной архитектурой. В октябре 1941 года, когда в Рязань прибыл 291–й отдельный зенитный стрелковый дивизион, одно из его орудий солдаты как раз расположили на крыше высотного дома.

Семейный фотоархив Майи Сучковой. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

Майя ходила в детский садик завода «Рязсельмаш» (сегодня детский садик №20 на Первомайском проспекте):

– Под высокой грушей были выкопаны земляные траншеи, сверху перекрытые досками. Помню, сидим на длинных деревянных досках, прижавшись плечами друг к другу, а спинами – к холодной глине. Страшно. А ночные тревоги были еще страшнее: вой сирены, всполохи орудий, все бегут в подвал… – рассказывает Майя Серафимовна. – У меня под вечер поднималась температура (я болела малярией), и меня, завернутую в одеяло, несли в бомбоубежище. Остались в памяти стекла, заклеенные крест–накрест, черные светомаскировочные шторы и гибель подруги сестры…

Речь идет о попадании вражеской «посылки» в один из так называемых ухтомских домов (дома у памятника Петрову на остановке Дом художника – Ред.). А всего Рязань в конце сорок первого года бомбили пять раз (мы говорим о городе именно в территориальных границах того времени), хотя вражеские самолеты в небе над городом появлялись значительно чаще.

Песни в это время мы пели уже про войну, – продолжает рассказ Майя Серафимовна. – Выступали в госпитале перед ранеными. На меня произвел большое впечатление один раненый безногий молодой паренек – до сих пор помню, что его звали Володя. Мне так его было жалко, что я решила «на нем жениться» и взять к себе домой, о чем сообщила маме.

В конце сорок первого – начале сорок второго Майя уехала на несколько месяцев на Урал. Маме поставили задачу эвакуировать в тыл детей из детдомов, в поездку она взяла и своих детей.

– Осталась в памяти и еще одна из бомбежек, это было уже после приезда из эвакуации. Налет начался ночью, мы не успели уйти в бомбоубежище, и вдруг – какой–то взрыв, звон разбитых стекол, и в комнату с шумом влетает что–то большое. Мама прижимает нас с сестрой Риммой к себе. Как потом рассказывала мама, она думала, что это бомба. Оказалось, что влетел кусок фанеры. В комнате – разгром, диван, стоявший около окна, засыпан весь мелкими осколками стекла, которые утром мама пыталась собирать по стеклышкам, только потом, догадавшись, что можно просто стряхнуть чехол с дивана – настолько такие моменты могли вывести человека из нормального состояния. Окно забили этой самой «прилетевшей» фанерой.

Майя Сучкова: – Когда началась война, краски померкли. Фото: Марина РОМАНЕНКО.

А в последствии в жизни Майи Сучковой была школа, институт, любовь и работа. Майя Серафимовна и ее муж Валентин Александрович Фошин всю жизнь отдали РКБ «Глобус». Предприятие было организовано в период становления ракетных войск противовоздушной обороны и занималось (и занимается сейчас) разработкой автоматизированных систем контроля военной техники.

– Многие ребята из нашей группы 331–го радиотехнического института достигли больших успехов. Я очень горжусь всеми ими. И ведь если вдуматься, то ведь это те самые дети войны, которые учили уроки при «моргасиках» и имели один учебник на троих, а то и на пятерых.

Евгений БАРАНЦЕВ.

Фото Марина РОМАНЕНКО.

Этот календарный листок семья Сучковых хранит вот уже 74 года... Фото: Марина РОМАНЕНКО.

На правах рекламы.